Алекс Пакаин

Вечер, несмотря на середину апреля, был по настоящему осенним. Промозглый ветер прокалывал иголками одежду, попадая в самое сердце дротиками воздушных струй. Снег бил в лицо, заставляя кланяться в ноги исполину-природе. Зонтики людей, похожие на одноименные грибы выгибались и извивались словно ужи, брошенные на горячую сковороду с шипеньем и плачем-скрипом несмазанных деталей. Троллейбусы грустно шуршат, подвязанные бантиками за штанги, они везут людей, закутанных в толстые покрывала. Солнце светило днем.
На красной жестяной вывеске выбито желтыми буквами «Напитки». Надпись качалась в такт воробьям над тремя или быть может четырьмя ступеньками, ведущим к стеклянно-пластмассовой двери, вбитой в дом из темно розовой штукатурки. Ее тень чертила на мокром асфальте картинку из детского журнала. В магазине было уютно тепло, работал калорифер, по-моему, масленый. Два столика, за одним из них сидит женщина с девочкой лет шести. Девочка грязным зверьком кружиться вокруг столика, торопя любимую маму, подгоняя ее. Мама, лет тридцати в коричневом тряпичном пальто ласково, нежно гладит Таню по голове, поправляет съехавшую на нос вязанную полосатую шапочку и доедает бутерброд с килькой и луком. Перед ней на столе стандартная пепельница черного цвета, в ней скомканная салфетка и тлеющая сигарета, пустая рюмка, стакан с желтым соком.
- Пойдем, мам, хочу домой. - канючит девочка, и дергает маму за руку.
- Подожди, Танечка, сейчас я уже скоро. Мама должна отдохнуть, мама устала. Подожди пять минуток, я сейчас допью и пойдем. Второй столик пустой, посредине на клеенке стоит маленькая ваза с одиноким искусственным цветком, покрытым пылью.
Напротив прилавка холодильник, в холодильнике нет света - не работает. За кассой молодая девушка. Чем-то милая, в сиреневом свитере, обтягивающем живот и выпирающие лопатки, волосами, покрашенными неровными линейками - желтая, коричневая, желтая, коричневая, синих, искусственно, как это сейчас модно, потертых сзади, джинсах, в туфлях с квадратными носками и пятнах, оставленными грязью. Расстояние между ногами - четыре сантиметра. Передо мной в очереди мужчина и женщина - пара, средних лет. Женщина достает из целлофанового пакета, на котором нарисована пачка сигарет большой кошелек, открывает, внутри вижу проездной и черно-белую фотографию на паспорт. Пакет испещрен белыми морщинами.
Девушка наливает из зеленой литровой бутылки прозрачного яда, достает из под стола половинку лимона, отрезает на деревянной доске одну дольку, пристально смотрит, думает, выкидывает в коробку с чеками рядом с кассой, отрезает еще кусок, ставит парусом на край стакана, протягивает мужчине. Мужчине такой неспешно смущенной, волевой подбородок и пятна краски выдают в нем строителя, пренебрежительно вытягивает руку? покрытую панцирем огрубевшей кожей и курчявыми волосами, принимает бокал. Сладко улыбается молодой продавщице.
- Что-нибудь еще?
- Только тебя, красавица - отвечает мужчина. Женщина, в это время мельком посмотрев на черно-белую фотографию, расстегивает молнию в кошельке и кладет на прилавок лат. Продавщица - такая свежая и кокетливая словно дикая лилия лукаво смотрит на мужчину. Мужчина прищуривает глаза и прожигает ее взглядом полным страсти. Время действовать. Он подносит стакан к лицу девушки, продолжая пепелить ее жаром своих очей.
- Попробуй. Прошу тебя.
- Спасибо, не хочу, - отвечает девушка, отстраняя голову назад, от этого ее живот еще больше выпячивается из-под свитера, свитер задирает и видна узкая полоска бело-синей кожи и след от резинки. Ее серо-голубые глаза полны и испуга и радости. Буквально несколько секунд они смотрят друг другу в глаза; он - прищурив в глаза и держа водку у нее перед ртом, она - выгнувшись розовым фламинго, как-то по детски наивно, словно пытаясь соблазнить этого сильного мужчину. Женщина убирает сдачу в кошелек, кошелек назад в сумку.
- Почему ты не хочешь? - спрашивает мужчина.
- Пойдем мама, - слышу из-за столика.
- Сиди спокойно
- Пойдем, пойдем!
- Успокойся, бля.
- Не хочу и все, - отвечает девушка с зебриными волосами. Да, она похожа на зебру, волосы, кофта, джинсы - ляжки тоже как у зебры. Милая девушка, что ты здесь делаешь. Мужчина отпил глоток, вытащил вторую руку, взял лимон, облизал, положил себе в рот, сделал два жевательных движения и проглотил, отпил еще глоток.
- Что скажешь? Что ты мне скажешь? Скажи, что я ублюдок, скотина, животное, козел, урод, дурак. Почему ты молчишь (боже, как он похож на Печорина). Давай, скажи мне это, - пьяные губы выкривляют слова. Я тварь, да? Ты хочешь сказать, я тварь? Я неудачник? Ты это хочешь сказать? Нет, я же вижу - он прищурил глаза, остались две щелочки - Почему ты молчишь, девочка, - последнее слово он произнес с придыханием - сладко, знойно. Свернул губы трубочкой и подул ей на веки, как Оле Лукойе.
- Допивай и пойдем, - говорит ему женщина, смотрящая в другую сторону, кажется, эта сцена ее не заботит.
- Подожди, пусть она скажет
Девушка провела рукой по волосам, немного приоткрыла тонкие губы, но по дороге ее слова захлебнулись, заблудились в водовороте случайных мыслей, которыми набит весенний воздух, она игриво глянула на женщину читающую надписи на плакате, потом в глаза мужчине, подалась вперед, провела рукой по левому бедру, словно разглаживая невидимые складки.
- Говно, тварь, сука, импотент, перхоть подзалупная, ненавижу тварь, убила бы, сволочь, дерьмо, ссаная тварь, ссаное говно, сдохни пидар, бля - как капли дождя по крыше или горох слова сыпались и били градом мужчину по лицу. Он багровел, синел, злился, но молчал. Женщина перестала читать плакат, резко повернулась, отвела свободную руку назад и влепила звонкую пощечину девушке. Мне при этом вспомнилась рыба, не знаю точно какая - не люблю рыбу, какая-то речная, наверное, блестящая, в чешуе, пахнущая тиной, болотом.
- Заткнись, бля - обратилась женщина.
- Сука, - вторил ей мужчина
- Пойдем, родной
- Пойдем
Они ушли, цокая обувью.
Подошла моя очередь. Перед глазами стояла рыба, шапочка Тани. Я был растерян и расстроен, тем, что в магазине не было лимонного Швепса.
- Мешок говна, пожалуйста.